Жаль, что не могу – кошкой, сукой, влёт, Вдребезги, до дна, будучи собою.
Близкие враги.
В буддийской традиции существует особое учение, которое может помочь нам понять, как создание перегородок между явлениями и разделённость, действующие внутри нас, повторяются в духовной жизни. Это учение называется учением о «близких врагах». «Близкие враги» – это те качества, которые возникают в уме и маскируются под истинное духовное постижение, тогда как на самом деле являют собой лишь имитацию и служат тому, чтобы отделить нас от истинного чувства, а не связать нас с ним.
читать дальшеПример «близких врагов» можно видеть в отношении к четырём божественным состояниям, описанным Буддой; эти состояния – любящая доброта, сострадание, симпатизирующая радость и невозмутимость. Каждое из этих качеств – это признак пробуждённости и раскрытия сердца; однако у каждого из них есть «близкий враг», который подражает истинному состоянию, но на самом деле возникает вследствие разделения и страха, а не вследствие подлинной искренней связи.
«Близкий враг» любящей доброты – привязанность. Все мы замечали, как в наши любовные взаимоотношения может вползти привязанность. Истинная любовь – это выражение открытости: «Я люблю вас такими, каковы вы есть, без каких-либо ожиданий и требовании». Привязанность сообщает этому чувству оттенок отдельности: «Поскольку вы отдельны от меня, вы нужны мне». Сначала привязанность может чувствоваться похожей на любовь, но, возрастая, она всё более явственно становится похожей на свою противоположность, характеризующуюся упорством, подчинением и страхом.
«Близкий враг» сострадания – жалость; и она также приносит нам разделение. Жалость чувствует огорчение из-за «того бедняги», как если бы он как-то отличался от нас, тогда как истинное сострадание, как мы это объяснили ранее, представляет собой резонанс нашего сердца, на чужое страдание: «Да, я тоже принимаю участие в печалях жизни вместе с вами».
«Близкий враг» симпатизирующей радости (т.е. радости чужому счастью) – сравнение, которое присматривается к тому, имеем ли мы больше, чем кто-то другой, столько же или, меньше. Вместо того, чтобы радоваться вместе с ними, мы слышим тихий голос, и он спрашивает нас: «А моё так же хорошо, как его?», «Когда же придёт моя очередь?» – опять создавая разделение.
«Близкий враг» невозмутимости – безразличие, истинная невозмутимость есть равновесие внутри переживания, тогда как безразличие есть уход, отсутствие заботы, основанное на страхе. Это бегство от жизни. Таким образом, с невозмутимостью сердце открыто для соприкосновения со всеми вещами, с периодами радости и печали. Голос безразличия уводит нас прочь, говоря: «Кому какое дело! Я не позволю этому факту влиять на меня».
Каждый из этих «близких врагов» способен маркироваться под некое духовное качественно, когда мы называем своё безразличие духовным, или когда мы реагируем на боль с жалостью, мы только оправдываем себя, свою отдельность, и делаем из «духовности» защиту. Это подкрепляется и нашей культурой, которая часто учит нас, что мы можем стать сильными и независимыми, отказываясь от своих чувств, создать для себя безопасность, пользуясь силой ума и идеалами. Если мы не узнаем этих «близких врагов» и не поймём их, они омертвят нашу духовную практику. Создаваемые ими подразделения не в состоянии надолго защитить нас от боли и непредсказуемости жизни; но они наверняка заглушат радость, и открытую связанность истинных взаимоотношений.
Подобно «близким врагам» сила подразделений на категории отделяет наше тело от ума, дух от эмоций, духовную жизнь от взаимоотношений. Без рассмотрения этих разделений наша духовная жизнь загнивает, а осознание не может продолжать рост.
Таким оказался случай одного непреклонного молодого человека, который, отправился на много лет в японские монастыри дзэн, а также побывал и в одном буддийском монастыре Шри Ланки. Он пришёл туда из разрушенной семьи, так как отец умер, когда он был ещё молод, отчим оказался алкоголиком, а сестра стала наркоманкой. Благодаря очень сильной воле и мошной мотивации он научился успокаивать ум и добился глубокой сосредоточенности. В Японии он дал ответы на многие коаны и обладал сильным постижением пустоты и взаимной связанности всех вещей. В шри-ланкийском монастыре он занимался практикой и научился растворять тело в свете. Когда умерла сестра, его вызвали обратно на родину – посмотреть, что стало с семьёй. В трудный период он оказывал всем им помощь, но вскоре после этого заболел и оказался охвачен испугом.
Желая понять своё состояние, он отправился на беседу с консультантом. Тот попросил его рассказать всю историю своей жизни. Когда молодой человек рассказывал её, консультант периодически останавливал его и спрашивал, как он себя чувствует. Каждый раз молодой человек давал ответ и описывал свои телесные ощущения с медитативной точностью: «немного останавливается дыхание… руки холодеют…» или: «напряжённость в желудке». На следующей встрече на вопрос о том, как он себя чувствует, он дал описание: «какая-то пульсация в горле… прилив крови, жар во всем теле». В конце концов после нескольких встреч, похожих на эти, когда его ещё раз спросили: «Но как это чувствуется?», – он разрыдался, и из него начала изливаться огромная масса непризнанного горя и эмоций. Он осознавал тело, осознавал ум, но в своей медитации пользовался этим осознанием для того, чтобы возвести стену, исключить из своего осознания пережитые им в большей части жизни болезненные эмоции. С этого момента он понял необходимость изменить способ своей духовной практики и включить в неё чувства. В результате оказались исцелены многие травмы прошлого, и в его жизнь вошла радость, которую он никогда ранее не испытывал.
Пример коллективного разделения на категории в духовной жизни был описан мне одной католической монахиней, которая провела в закрытом ордене двадцать пять лет. В течение первых четырнадцати лет она и сёстры-монахини придерживались строгой практики безмолвия; на первый взгляд, дела сообщества шли довольно хорошо. Но затем с открытостью монашеских орденов после Второго Ватиканского собора монахини её ордена оставили свои правила и начали разговаривать друг с другом. Она рассказала, что первые годы разговоров оказались бедствием для всего сообщества. Случаи неудовлетворённости, мелочной ненависти, недовольства и всех незаконченных дел, накопившихся в течение десятилетий, теперь были выставлены напоказ людьми, мало способными вносить осознание в свою речь. Наступил долгий и болезненный период, когда они учились включать речь в свою практику; и этот процесс едва не привёл к распаду всего сообщества. В середине его многие монахини покинули орден, чувствуя, что напрасно провели в нём часть своей жизни, не обращая внимания на истинные взаимоотношения друг с другом. К счастью, оставшиеся сумели воссоздать сообщество и внести в него новый дух преданности истине и сестринской любви. Они обратились за помощью к некоторым мудрым наставникам и научились вносить свои конфликты и разговоры в молитвенную жизнь. К сообществу вернулись благодать и целостность.
Подразделения, создаваемые нами для того, чтобы защитить себя от того, чего мы боимся, потребуют своего позднее в жизни. Периоды святости и духовного рвения могут впоследствии смениться противоположными крайностями – упоением едой, сексом и прочими вещами, и это становится своеобразным духовным обжорством. Даже общество в целом может действовать таким образом: в нём имеются «духовные» области, где люди внимательны, сознательны и пробуждены, – и другие области, где демонстрируются противоположные качества – жестокость, пьянство, разврат и прочие формы несознательного поведения.
Разделение на категории создаёт противоположную тень, сферу, которая темна или скрыта от нас, потому что мы так сильно сосредоточены на чём-то другом. Тень религиозной набожности может содержать в себе страсти и мирские желания. Тень убеждённого атеиста может скрывать тайное стремление к Богу. Каждый из нас имеет тень, которая частично состоит из тех сил и чувств, которые мы внешне игнорируем и отвергаем. Чем сильнее мы верим во что-то и отвергаем его противоположность, тем больше энергии уходит в тень. Как обычно говорится, «чем шире фронт, тем шире тыл». Тень растёт, когда мы пытаемся воспользоваться духовностью, чтобы предохранить себя от трудностей и жизненных конфликтов.
Духовная практика не спасёт нас от страдания и смятения; она лишь даст нам возможность понять, что уклонение от боли не помогает. Только проявляя уважение к своей истинной ситуации, мы можем благодаря практике увидеть путь через все затруднения. Это было продемонстрировано в болезненном отрезке жизни замечательного тибетского мастера по имени лама Еше, весьма уважаемого учителя медитации и просветлённого человека. Однажды его поместили в больницу после сердечного припадка. Несколько позже, он написал частное письмо одному ламе, которого, считал своим братом. В письме говорилось:
«Я никогда не знал переживаний и страданий, сопровождавших моё пребывание в отделении интенсивной терапии. Из-за мощных лекарств, бесконечных инъекций и кислородных трубок, которые только давали возможность дышать, мой ум оказался подавлен болью и волнением. Я понял, что на пороге смерти чрезвычайно трудно поддерживать осознание, не испытывая волнения. И хуже всего то, что через сорок один день после того, как я заболел, моё состояние было похоже на состояние владельца кладбища, мой ум уподобился уму противника Бога, а речь походила на лай старого бешеного пса. Поскольку моя способность повторять молитвы и медитировать ухудшилась, я после многих дней задумался над тем, что мне делать. Прилагая большие усилия, я провёл стабилизирующую медитацию с твёрдой внимательностью, и это принесло большую пользу. Постепенно я снова выработал в уме неизмеримую радость и счастье. Сила ума возросла, мои проблемы уменьшились и исчезли».
Даже великий учитель не в состоянии избежать неприятностей со своим телом, избежать болезней, старости и смерти. Точно так же мы не можем отделаться от чувств и путаницы человеческих взаимоотношений. Даже у Будды некоторые взаимоотношения были более лёгкими, чем другие; а самые трудные создали ему врагов, которые даже попытались убить его; были трудные ученики; когда он посетил дом, возникли проблемы с родителями. Имея всё это в виду, как могли бы мы заниматься практикой?
Нам необходимо понять, что духовность – это постоянное движение от создания категорий и разделения в сторону приятия всей жизни. Мы должны в особенности научиться направлять внимание в скрытые сферы нашей жизни. Когда мы сделаем это, мы встретимся со стереотипами из личной истории, с обусловленностью, которая защищает нас от болей прошлого. Быть свободными – не значит подняться выше этих стереотипов, ибо это только создало бы новые подразделения на категории, – это значит войти в них и пройти через них, внести их в своё сердце. Мы должны найти в себе готовность войти в темноту, почувствовать пробоины и недостатки, слабость, ярость или неуверенность, которые мы отгородили внутри себя.
Мы должны направить пристальное внимание на те истории, которые рассказываем об этих тенях, увидеть, какая истина лежит под их поверхностью. Затем, по мере того как мы добровольно вступаем в каждое место страха, в каждое место неполноценности и неуверенности внутри самих себя, мы откроем, что его стены построены из неправды, из прежних образов самих себя, из давнишних страхов, ложных представлений о том, что чисто, а что – нет. Мы увидим, что каждое такое место построено из отсутствия доверия к себе, к своему сердцу и к миру. Когда мы прозреваем сквозь них, наш мир расширяется. И когда свет осознания озаряет эти истории и представления, озаряет боль, страх или пустоту, лежащие под ними, может выказать себя и более глубокая истина. Принимая и чувствуя каждую из этих сфер, можно открыть подлинную целостность, ощущение благополучия и силы.
Какой бы мощной ни была энергия самосохранения и страха, построившая стены в нашей жизни, мы обнаруживаем другую великую и неудержимую силу, которая способна эти стены разрушить. Это наше глубинное стремление к целостности. Что-то скрытое внутри нас знает, что это такое – почувствовать себя целостным и нераздельным, связанным со всеми вещами. Эта сила растёт изнутри, увеличиваясь в наших трудностях и в нашей практике. Она движет нас в сторону расширения духовности, ограниченной всего лишь безмолвными молитвами, которыми мы реагируем на бездомных бродяг на улицах. Затем она уводит нас к молчанию, когда чрезмерно деятельная жизнь служения оказывается причиной утраты нами верного пути. Эта сила прощает нам неудачи перед лицом нашей боли.
Истинная духовность – это не защита от ненадёжности, боли и опасностей в жизни, это не «прививка» против неизвестности, как называл популярную религию Джозеф Кемпбелд. Это раскрытие для всего таинственного процесса жизни. Духовная подготовка и мудрость ламы Еше не помешали его телу и уму перенести распад в больнице; но его сердце сумело включить в себя каждую часть переживания в качестве практики.
Мы дробим свою жизнь на части и отделяем себя от неё, когда придерживаемся идеалов совершенства. В древнем Китае Третий патриарх дзэн учил, что «истинное просветление и целостность возникают, когда мы не тревожимся по поводу несовершенства». Тело несовершенно, ум несовершенен, несомненно, не будут совершенными наши чувства и взаимоотношения. Однако если мы свободны от озабоченности по поводу несовершенства, если поймём, что, как выражается Элизабет Кюблер-Росс, «у меня не всё в порядке, у вас не всё в порядке – и это значит, что всё в порядке», – это принесёт целостность и истинную радость, способность войти во все отделения своей жизни, прочувствовать каждое из чувств, жить в своём теле и узнать истинную свободу.
Для того, чтобы покончить с разделением на категории, нам не нужно какое-то особое знание. Напротив, нам требуется меньше «знания» о том, какой должна быть жизнь, – и больше открытости для её тайны.
Чистота, которой мы жаждем, находится не в совершенствовании мира. Истинную чистоту находят в сердце, которое способно прикасаться ко всем вещам, охватить все вещи и включить все вещи в своё сострадание. Величие нашей любви возрастает не тем, что мы знаем, не тем, чем мы стали, не тем, что мы установили в себе, – а нашей способностью любить и быть свободными в самой гуще этой жизни.
С этим настроением умиравший от рака мастер дзэн Судзуки-роси собрал своих учеников и сказал:
«Если в то время, когда я буду умирать, в самый момент смерти, я буду страдать, – что ж, это правильно! Это страдающий будда. В этом нет никакого недоразумения. Может быть, каждый человек также будет бороться с физическими мучениями или с духовной агонией. Но и это правильно, это не проблема. Нам следует быть благодарными за то, что у нас ограниченное тело… подобное моему, подобное вашему. Если бы ваша жизнь была бесконечной, это было бы для вас подлинной проблемой».
Даже несмотря на то, что наше физическое тело ограниченно, наша истинная природа раскрывает нас безграничному, тому, что превыше рождения и смерти, целостности и неотделимости от всех вещей. Воспевая это вневременное понимание, Чжуан-цзы писал об истинных мужчинах и женщинах древности:
«Они спали без сновидений и пробуждались без тревог. Легко доставалось, легко терялось! Они радостно принимали жизнь такой, какой она приходила, – потому что дао заключает в себе все вещи».
«Да пребудет твоё сердце в мире.
Следи за круговоротом существ,
Но размышляй об их возвращении.
Если ты не постиг источника,
Ты спотыкаешься в путанице и в печали.
Когда ты понял, откуда пришёл,
Ты естественно становишься терпимым,
Бескорыстным, весёлым,
Добросердечным как бабушка,
Величественным подобно царю.
Погружённый в чудо дао,
Ты способен справиться со воем, что приносит тебе жизнь.
И когда приходит смерть, – ты готов»».
В буддийской традиции существует особое учение, которое может помочь нам понять, как создание перегородок между явлениями и разделённость, действующие внутри нас, повторяются в духовной жизни. Это учение называется учением о «близких врагах». «Близкие враги» – это те качества, которые возникают в уме и маскируются под истинное духовное постижение, тогда как на самом деле являют собой лишь имитацию и служат тому, чтобы отделить нас от истинного чувства, а не связать нас с ним.
читать дальшеПример «близких врагов» можно видеть в отношении к четырём божественным состояниям, описанным Буддой; эти состояния – любящая доброта, сострадание, симпатизирующая радость и невозмутимость. Каждое из этих качеств – это признак пробуждённости и раскрытия сердца; однако у каждого из них есть «близкий враг», который подражает истинному состоянию, но на самом деле возникает вследствие разделения и страха, а не вследствие подлинной искренней связи.
«Близкий враг» любящей доброты – привязанность. Все мы замечали, как в наши любовные взаимоотношения может вползти привязанность. Истинная любовь – это выражение открытости: «Я люблю вас такими, каковы вы есть, без каких-либо ожиданий и требовании». Привязанность сообщает этому чувству оттенок отдельности: «Поскольку вы отдельны от меня, вы нужны мне». Сначала привязанность может чувствоваться похожей на любовь, но, возрастая, она всё более явственно становится похожей на свою противоположность, характеризующуюся упорством, подчинением и страхом.
«Близкий враг» сострадания – жалость; и она также приносит нам разделение. Жалость чувствует огорчение из-за «того бедняги», как если бы он как-то отличался от нас, тогда как истинное сострадание, как мы это объяснили ранее, представляет собой резонанс нашего сердца, на чужое страдание: «Да, я тоже принимаю участие в печалях жизни вместе с вами».
«Близкий враг» симпатизирующей радости (т.е. радости чужому счастью) – сравнение, которое присматривается к тому, имеем ли мы больше, чем кто-то другой, столько же или, меньше. Вместо того, чтобы радоваться вместе с ними, мы слышим тихий голос, и он спрашивает нас: «А моё так же хорошо, как его?», «Когда же придёт моя очередь?» – опять создавая разделение.
«Близкий враг» невозмутимости – безразличие, истинная невозмутимость есть равновесие внутри переживания, тогда как безразличие есть уход, отсутствие заботы, основанное на страхе. Это бегство от жизни. Таким образом, с невозмутимостью сердце открыто для соприкосновения со всеми вещами, с периодами радости и печали. Голос безразличия уводит нас прочь, говоря: «Кому какое дело! Я не позволю этому факту влиять на меня».
Каждый из этих «близких врагов» способен маркироваться под некое духовное качественно, когда мы называем своё безразличие духовным, или когда мы реагируем на боль с жалостью, мы только оправдываем себя, свою отдельность, и делаем из «духовности» защиту. Это подкрепляется и нашей культурой, которая часто учит нас, что мы можем стать сильными и независимыми, отказываясь от своих чувств, создать для себя безопасность, пользуясь силой ума и идеалами. Если мы не узнаем этих «близких врагов» и не поймём их, они омертвят нашу духовную практику. Создаваемые ими подразделения не в состоянии надолго защитить нас от боли и непредсказуемости жизни; но они наверняка заглушат радость, и открытую связанность истинных взаимоотношений.
Подобно «близким врагам» сила подразделений на категории отделяет наше тело от ума, дух от эмоций, духовную жизнь от взаимоотношений. Без рассмотрения этих разделений наша духовная жизнь загнивает, а осознание не может продолжать рост.
Таким оказался случай одного непреклонного молодого человека, который, отправился на много лет в японские монастыри дзэн, а также побывал и в одном буддийском монастыре Шри Ланки. Он пришёл туда из разрушенной семьи, так как отец умер, когда он был ещё молод, отчим оказался алкоголиком, а сестра стала наркоманкой. Благодаря очень сильной воле и мошной мотивации он научился успокаивать ум и добился глубокой сосредоточенности. В Японии он дал ответы на многие коаны и обладал сильным постижением пустоты и взаимной связанности всех вещей. В шри-ланкийском монастыре он занимался практикой и научился растворять тело в свете. Когда умерла сестра, его вызвали обратно на родину – посмотреть, что стало с семьёй. В трудный период он оказывал всем им помощь, но вскоре после этого заболел и оказался охвачен испугом.
Желая понять своё состояние, он отправился на беседу с консультантом. Тот попросил его рассказать всю историю своей жизни. Когда молодой человек рассказывал её, консультант периодически останавливал его и спрашивал, как он себя чувствует. Каждый раз молодой человек давал ответ и описывал свои телесные ощущения с медитативной точностью: «немного останавливается дыхание… руки холодеют…» или: «напряжённость в желудке». На следующей встрече на вопрос о том, как он себя чувствует, он дал описание: «какая-то пульсация в горле… прилив крови, жар во всем теле». В конце концов после нескольких встреч, похожих на эти, когда его ещё раз спросили: «Но как это чувствуется?», – он разрыдался, и из него начала изливаться огромная масса непризнанного горя и эмоций. Он осознавал тело, осознавал ум, но в своей медитации пользовался этим осознанием для того, чтобы возвести стену, исключить из своего осознания пережитые им в большей части жизни болезненные эмоции. С этого момента он понял необходимость изменить способ своей духовной практики и включить в неё чувства. В результате оказались исцелены многие травмы прошлого, и в его жизнь вошла радость, которую он никогда ранее не испытывал.
Пример коллективного разделения на категории в духовной жизни был описан мне одной католической монахиней, которая провела в закрытом ордене двадцать пять лет. В течение первых четырнадцати лет она и сёстры-монахини придерживались строгой практики безмолвия; на первый взгляд, дела сообщества шли довольно хорошо. Но затем с открытостью монашеских орденов после Второго Ватиканского собора монахини её ордена оставили свои правила и начали разговаривать друг с другом. Она рассказала, что первые годы разговоров оказались бедствием для всего сообщества. Случаи неудовлетворённости, мелочной ненависти, недовольства и всех незаконченных дел, накопившихся в течение десятилетий, теперь были выставлены напоказ людьми, мало способными вносить осознание в свою речь. Наступил долгий и болезненный период, когда они учились включать речь в свою практику; и этот процесс едва не привёл к распаду всего сообщества. В середине его многие монахини покинули орден, чувствуя, что напрасно провели в нём часть своей жизни, не обращая внимания на истинные взаимоотношения друг с другом. К счастью, оставшиеся сумели воссоздать сообщество и внести в него новый дух преданности истине и сестринской любви. Они обратились за помощью к некоторым мудрым наставникам и научились вносить свои конфликты и разговоры в молитвенную жизнь. К сообществу вернулись благодать и целостность.
Подразделения, создаваемые нами для того, чтобы защитить себя от того, чего мы боимся, потребуют своего позднее в жизни. Периоды святости и духовного рвения могут впоследствии смениться противоположными крайностями – упоением едой, сексом и прочими вещами, и это становится своеобразным духовным обжорством. Даже общество в целом может действовать таким образом: в нём имеются «духовные» области, где люди внимательны, сознательны и пробуждены, – и другие области, где демонстрируются противоположные качества – жестокость, пьянство, разврат и прочие формы несознательного поведения.
Разделение на категории создаёт противоположную тень, сферу, которая темна или скрыта от нас, потому что мы так сильно сосредоточены на чём-то другом. Тень религиозной набожности может содержать в себе страсти и мирские желания. Тень убеждённого атеиста может скрывать тайное стремление к Богу. Каждый из нас имеет тень, которая частично состоит из тех сил и чувств, которые мы внешне игнорируем и отвергаем. Чем сильнее мы верим во что-то и отвергаем его противоположность, тем больше энергии уходит в тень. Как обычно говорится, «чем шире фронт, тем шире тыл». Тень растёт, когда мы пытаемся воспользоваться духовностью, чтобы предохранить себя от трудностей и жизненных конфликтов.
Духовная практика не спасёт нас от страдания и смятения; она лишь даст нам возможность понять, что уклонение от боли не помогает. Только проявляя уважение к своей истинной ситуации, мы можем благодаря практике увидеть путь через все затруднения. Это было продемонстрировано в болезненном отрезке жизни замечательного тибетского мастера по имени лама Еше, весьма уважаемого учителя медитации и просветлённого человека. Однажды его поместили в больницу после сердечного припадка. Несколько позже, он написал частное письмо одному ламе, которого, считал своим братом. В письме говорилось:
«Я никогда не знал переживаний и страданий, сопровождавших моё пребывание в отделении интенсивной терапии. Из-за мощных лекарств, бесконечных инъекций и кислородных трубок, которые только давали возможность дышать, мой ум оказался подавлен болью и волнением. Я понял, что на пороге смерти чрезвычайно трудно поддерживать осознание, не испытывая волнения. И хуже всего то, что через сорок один день после того, как я заболел, моё состояние было похоже на состояние владельца кладбища, мой ум уподобился уму противника Бога, а речь походила на лай старого бешеного пса. Поскольку моя способность повторять молитвы и медитировать ухудшилась, я после многих дней задумался над тем, что мне делать. Прилагая большие усилия, я провёл стабилизирующую медитацию с твёрдой внимательностью, и это принесло большую пользу. Постепенно я снова выработал в уме неизмеримую радость и счастье. Сила ума возросла, мои проблемы уменьшились и исчезли».
Даже великий учитель не в состоянии избежать неприятностей со своим телом, избежать болезней, старости и смерти. Точно так же мы не можем отделаться от чувств и путаницы человеческих взаимоотношений. Даже у Будды некоторые взаимоотношения были более лёгкими, чем другие; а самые трудные создали ему врагов, которые даже попытались убить его; были трудные ученики; когда он посетил дом, возникли проблемы с родителями. Имея всё это в виду, как могли бы мы заниматься практикой?
Нам необходимо понять, что духовность – это постоянное движение от создания категорий и разделения в сторону приятия всей жизни. Мы должны в особенности научиться направлять внимание в скрытые сферы нашей жизни. Когда мы сделаем это, мы встретимся со стереотипами из личной истории, с обусловленностью, которая защищает нас от болей прошлого. Быть свободными – не значит подняться выше этих стереотипов, ибо это только создало бы новые подразделения на категории, – это значит войти в них и пройти через них, внести их в своё сердце. Мы должны найти в себе готовность войти в темноту, почувствовать пробоины и недостатки, слабость, ярость или неуверенность, которые мы отгородили внутри себя.
Мы должны направить пристальное внимание на те истории, которые рассказываем об этих тенях, увидеть, какая истина лежит под их поверхностью. Затем, по мере того как мы добровольно вступаем в каждое место страха, в каждое место неполноценности и неуверенности внутри самих себя, мы откроем, что его стены построены из неправды, из прежних образов самих себя, из давнишних страхов, ложных представлений о том, что чисто, а что – нет. Мы увидим, что каждое такое место построено из отсутствия доверия к себе, к своему сердцу и к миру. Когда мы прозреваем сквозь них, наш мир расширяется. И когда свет осознания озаряет эти истории и представления, озаряет боль, страх или пустоту, лежащие под ними, может выказать себя и более глубокая истина. Принимая и чувствуя каждую из этих сфер, можно открыть подлинную целостность, ощущение благополучия и силы.
Какой бы мощной ни была энергия самосохранения и страха, построившая стены в нашей жизни, мы обнаруживаем другую великую и неудержимую силу, которая способна эти стены разрушить. Это наше глубинное стремление к целостности. Что-то скрытое внутри нас знает, что это такое – почувствовать себя целостным и нераздельным, связанным со всеми вещами. Эта сила растёт изнутри, увеличиваясь в наших трудностях и в нашей практике. Она движет нас в сторону расширения духовности, ограниченной всего лишь безмолвными молитвами, которыми мы реагируем на бездомных бродяг на улицах. Затем она уводит нас к молчанию, когда чрезмерно деятельная жизнь служения оказывается причиной утраты нами верного пути. Эта сила прощает нам неудачи перед лицом нашей боли.
Истинная духовность – это не защита от ненадёжности, боли и опасностей в жизни, это не «прививка» против неизвестности, как называл популярную религию Джозеф Кемпбелд. Это раскрытие для всего таинственного процесса жизни. Духовная подготовка и мудрость ламы Еше не помешали его телу и уму перенести распад в больнице; но его сердце сумело включить в себя каждую часть переживания в качестве практики.
Мы дробим свою жизнь на части и отделяем себя от неё, когда придерживаемся идеалов совершенства. В древнем Китае Третий патриарх дзэн учил, что «истинное просветление и целостность возникают, когда мы не тревожимся по поводу несовершенства». Тело несовершенно, ум несовершенен, несомненно, не будут совершенными наши чувства и взаимоотношения. Однако если мы свободны от озабоченности по поводу несовершенства, если поймём, что, как выражается Элизабет Кюблер-Росс, «у меня не всё в порядке, у вас не всё в порядке – и это значит, что всё в порядке», – это принесёт целостность и истинную радость, способность войти во все отделения своей жизни, прочувствовать каждое из чувств, жить в своём теле и узнать истинную свободу.
Для того, чтобы покончить с разделением на категории, нам не нужно какое-то особое знание. Напротив, нам требуется меньше «знания» о том, какой должна быть жизнь, – и больше открытости для её тайны.
Чистота, которой мы жаждем, находится не в совершенствовании мира. Истинную чистоту находят в сердце, которое способно прикасаться ко всем вещам, охватить все вещи и включить все вещи в своё сострадание. Величие нашей любви возрастает не тем, что мы знаем, не тем, чем мы стали, не тем, что мы установили в себе, – а нашей способностью любить и быть свободными в самой гуще этой жизни.
С этим настроением умиравший от рака мастер дзэн Судзуки-роси собрал своих учеников и сказал:
«Если в то время, когда я буду умирать, в самый момент смерти, я буду страдать, – что ж, это правильно! Это страдающий будда. В этом нет никакого недоразумения. Может быть, каждый человек также будет бороться с физическими мучениями или с духовной агонией. Но и это правильно, это не проблема. Нам следует быть благодарными за то, что у нас ограниченное тело… подобное моему, подобное вашему. Если бы ваша жизнь была бесконечной, это было бы для вас подлинной проблемой».
Даже несмотря на то, что наше физическое тело ограниченно, наша истинная природа раскрывает нас безграничному, тому, что превыше рождения и смерти, целостности и неотделимости от всех вещей. Воспевая это вневременное понимание, Чжуан-цзы писал об истинных мужчинах и женщинах древности:
«Они спали без сновидений и пробуждались без тревог. Легко доставалось, легко терялось! Они радостно принимали жизнь такой, какой она приходила, – потому что дао заключает в себе все вещи».
«Да пребудет твоё сердце в мире.
Следи за круговоротом существ,
Но размышляй об их возвращении.
Если ты не постиг источника,
Ты спотыкаешься в путанице и в печали.
Когда ты понял, откуда пришёл,
Ты естественно становишься терпимым,
Бескорыстным, весёлым,
Добросердечным как бабушка,
Величественным подобно царю.
Погружённый в чудо дао,
Ты способен справиться со воем, что приносит тебе жизнь.
И когда приходит смерть, – ты готов»».